Потом Арзамасова везла меня к метро, и мы в голос орали песню из Титаника, потом я чуть было не попала под раздачу, вклинившись в шеренгу проституток на Ленинградке, в переходе:
- Девочки, стойте по стеночке, дайте людям проходить! Эта шесть тысяч, эта девять...
Когда до меня дошло, за что девять, я припустила так быстро, что не успела дослушать, во сколько оценили бы меня - а ведь присматривались уже. Вечером на кухне мы горячо обсуждали ценообразование в таких вопросах, я предлагала даже журналистское расследование провести, внедриться в ряды - но мне решительно объявили, что я слишком увлекусь сбором материала и общество меня потеряет.
Я живу теперь на Маяковке, у Полиночки,
Отношения с мамой, кстати, находятся в обратной зависимости от расстояния; теперь мы общаемся на манер:
- Мама, я тебя опять разбудила, да? Ну прости, я больше не буду звонить.
- Лучше я больше не буду спать.
Еще мне предложили судить один литературный конкурс. И из Афиши мне пишут - а приходите теперь на каждую нашу редколлегию.
Только сессии в моей жизни нет, как будто у всех дождь, а персонально у меня солнце, и я лежу с бокалом кампари и совершенно не дую в ус.
И один человек сказал мне, что я плохой поэт, а другой - что я похожа на Мисс Вселенную. На улице, плюгавенький, бородатый, запущенный - бросился наперерез и схватил за руку.
- Я художник, я в этом понимаю! Вы такая красивая!
- и двух рублей ему было достаточно.