crushedЯ вот пришла только что, стянула с пальцев - кольца, с запястий - браслеты; смыла косметику; я сижу перед большим циклопьим глазом своего компьютера, у меня урчит в животе от копченого чая, и мне хочется бессвязно исповедоваться.
Ко мне в среду вечером прилетела мифическая Даша
muse_k из Новосибирска и оказалась такой красавицей, что я ее оставила с собой жить, из чисто эстетических соображений; просыпаться рядом с такой женщиной мне еще ни разу не приходилось.Мы с Дашей похожи гораздо больше, чем приличествовало бы; мы даже кепки носим одинаково набекрень, она на правый, я - на левый бок; она, правда, ярче: у нее соболиные брови и губы как у Сэльмы Хайек; я не то чтобы комплексую - я констатирую.
Даша преподает хореографию детям, играет в театре, организует из далекого Новосибирска концерты в детском онкологическом центре в Москве и вообще по всем жизненным дисциплинам показывает такие чемпионские результаты, что я чувствую, меня дома еще долго будут тыкать носом в светлый дашин образ, как в знамя полка, и говорить - вот! видала! куда тебе до нее!
Между тем она прелесть и умница; мы тут ели вчера что-то, и она говорит:
- Ты меня раскормишь, я в дверь не войду.
- Можно боком.
- И боком не войду. Хотя в таком состоянии можно сразу в окно выходить. Не колеблясь.
Еще она выдает божественные словосочетания типа "беспорядочный альтруизм" и вообще не нарочито, но настойчиво умна; она, оказывается, виртуально знает всех моих друзей и теперь мы компанией ходим в кино так, будто вовек не расставались; они обсуждают с моей мамой дизайн интерьеров и хохочут; я готовлю ей яичницы и жду с вечерних свиданий; если б у меня была такая сестра, из меня, возможно, даже выросло бы что-нибудь путное.
Однако поздно.
***
А на прошлой неделе здесь была Эльвира Павловна; мы праздновали с нею день Святого Валентина, потягивая ядреный, вышибающий скупую слезу глинтвейн в "Кофемании", в четыре утра, под залихватский женский олимпийский халфпайп, под качающимися надувными сердцами.
Каждый раз, когда она уезжает обратно, из меня будто выдергивают какой-то тонкий, но жизненно важный проводок; начинается острый эльвиропавловнодефицит, ломки и приступы тоски; Эльвира Павловна, строго говоря, единственная, кому по-настоящему не плевать, что у меня творится, кто звонит сам, кто отвечает за тех, кого приручил; главная, кто поставляет мне чистый, первосортный, неразбодяженный позитив - абсолютно безвозмездно, "в рамках малоформатной поддержки молодых дарований"; и неизбежно оставляет по себе выжженную землю, ибо без нее этот город пуст, сер и бессмыслен, как банка из-под сгущенки: еще пахнет сладким, но уже ничего не выскрести.
Она мне выдана заскорузлыми ростовщическими пальцами Небесного казначейства; таких подарков там не преподносят бескорыстно, эти ребята скупые деляги; за нее потом, видимо, придется продолжительно и с процентами расплачиваться, но я готова, ибо без нее уже никак.
Я взяла ее обаянием.
В долгосрочный кредит.
***
Мне нужно писать очередную книгу; а еще десять тысяч рефератов и диплом.
Это, однако, не мешает мне пить вермут, спать до двух и шариться ночами смотреть "Труп невесты" с Дашей,
_horny_ и gradient.Ты по-прежнему сидишь посреди дороги без штанов, Вера, и, зажмурившись, так сильно давишь пальцами на глаза, что получаются психоделические радужные круги и разводы; вряд ли это верная жизненная стратегия, детка, но когда тебя это смущало.
Тебе двадцать лет через две недели, а все, что ты загадываешь, сдувая с пальца очередную упавшую ресницу - это а) чтобы он любил тебя, б) чтобы с неба на тебя упал мешок денег и в) чтобы ты проснулась как-то утром, а рядом на подушке лежит красный диплом.
И то, и другое, и третье настолько диснеевские утопии, что не хватит никаких ресниц, даже если повыдирать их и у всех твоих подруг тоже; волшебник в голубом вертолете больше не прилетает, не показывает кино, не оставляет в подарок пятьсот эскимо; доблестная московская ПВО отследила его и грохнула.
Ибо нехуй.
***
Эльвира Павловна подарила мне коллекционный диск певицы Пелагеи, и теперь в метро из моих наушников льется "страшный суд придет - ответ всем будет", и вагон испуганно озирается; там все шестнадцать песен, едва попав внутрь, немедленно пробиваются холодным потом в позвоночнике; я пожалуй, воспроизведу особенно запавшую сегодня.
Можно подпевать.
Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой - или о жене.
И я, конечно, думать мог.
И я, конечно, думать мог -
Когда на трубочку глядел,
На голубой ее дымок.
Но я не думал ни о чем,
Но я не думал ни о чем -
Я только трубочку курил
С турецким горьким табачком.
Как ты когда-то мне лгала,
Как ты когда-то мне лгала,
Но сердце девичье свое
Давно другому отдала.
Я только верной пули жду.
Я только верной пули жду.
Чтоб утолить печаль мою
И чтоб пресечь нашу вражду.
Когда мы будем на войне,
Когда мы будем на войне -
Навстречу пулям полечу
На вороном своем коне.
Когда мы будем на войне,
Когда мы будем на войне.
