fullОн новый альбом записал.
Если чуть-чуть взъерошить ему волосы, вставить в уши серег и поглубже посадить глаза, припухлить губы, это будет З.; особой с-гитарной сутулостью, манерой пения, балагуристостью, тембром, хрипотцой; Сережа сильно красивее, но масть одна; шпарит одной и той же от них звериной витальностью, энергетикой, шквальной силы жизнью. В Сереже такие горные реки бурлят, такие нефтяные вышки денно и нощно качают чего-то драгоценное из недр, что вот уже пятый альбом года за три, а меня все штырит как маленькую.
Была бы мельче, тряслась бы давно и молилась, но вроде большая, и только выхожу с концерта и башкой трясу с челкой, как снулая лошадка; привела друзей, Рыжую с Лл и родителями, Настю Чужую, и это особое тоже счастье, открывать что-то сильно любимое новым друзьям, и видеть, как лица их озаряет, как если бы в мульфильмах им открывали сундук с сокровищами.
Вчера на концерте у Лены Бучч были те же, и Марина с Нелли, и Катько с Калашником; когда мы с Полиной вышли на сцену, чтобы спеть "Не дали", Рыжая скакала и вопила под сценой и была нашим главным фанатом; от волнения можно было упасть и умереть, на Полине не то чтоб совсем не было - но было очень мало лица; но вроде спели, и Лена пела со мной припев, это вообще невербализуемо, стоите вы на сцене, поете песню юношеского своего кумира, голос у вас дрожит, а кумир берет микрофон да и негромко вам в него подпевает. Ы. Ыы.
Помимо того, что он весь концерт ржет всеми роскошными своими зубами, подстебывает собравшихся и поет такое некоторое новое, от которого - раз, - и непроизвольно передергивает плечи, как если выйти из тепла в мороз.
От Сережи другое; там примешивается такая девичья еще история, мол, сведи нас где-нибудь в другой жизни, вот же ведь бы рвануло электричество; похожи мы с тобой, даже строфикой и любовью к аллитерации; у него еще голос такой, у троих мужчин есть голос, вызывающий паралич воли, у Паши Мордюкова из "Несчастного случая", у актера Евгения Цыганова и у Сережи Бабкина; представить себе просто, что вот он этим голосом, каким поет, скажем, песню "К.ч.у.н", хрипловатым, шерстяным, с просвечивающей улыбкой, сонным воскресным утром, в майке, подойдя сзади да легонько взяв за плечи, спросит - "Кофе будешь?" - как все, дыщ, короткое замыкание.
Беспомощная, теснящая любовь: что ему сделать? Подойти сказать - это я, мы даже когда-то виделись на квартирнике, такой вы прекрасный, живите долго, вы Боженьку собой доказываете, не подумайте, я знаю что говорю?
Лене Бучч после концерта могу позвонить и излиться, Нино могу написать и исповедаться, про Сережу могу только губы грызть.
Вот, грызу.
Это кажется, что меня тут вечно аж тошнит бешеной любовью к миру; на самом деле меня мало и редко что-то продирает насквозь, а сейчас все реже и меньше, я как-то вглухую зарастаю ряской; кто-то предает, кто-то обижается, кто-то в спину орет, а тебя совсем ничего не трогает, даже не оборачиваешься; но вот есть еще люди, которых в себя закидываешь, а от них не то что круги - аж волна подымается.
Как-то так.
