Это о смерти детства и вообще об отдельной смешной, но вселенски горькой смерти - о смерти и о нежности, недаром на Театре Эстрады написано "сНЕЖНОЕ ШОУ".
Полунин, наверно, должен чувствовать себя Кашпировским или Стариком Хоттабычем - иначе как бы ему объяснить себе, отчего на его спектаклях взрослые респектабельные джентльмены с костюмах от Бриони изо всех сил дубасят по огромным разноцветным мячам и засыпают своих тонкогубых надменных избранниц ворохом тонко нарезанной папиросной бумаги. Он в конце сидит на спинке кресла в зрительном зале и внимательно наблюдает за помешательством, происходящим вокруг - и всем до него по фигу, все бьют по мячам и кидаются бутафорским снегом, а я, растирая по лицу мутные слезищи, разбавленные тушью Мэйбеллин Лэш Экспеншн, подставляю под его точенопалую руку свой параноидально-желтый блокнот, и он расписывается в нем: "Асисяй".
У меня до сих пор на губах темный след от его грима - поцеловала его в нарисованную клоунскую щетину, еле удержавшись, чтобы не обнять его и, захлебываясь в плаче, не рассказать ему, как у меня все плохо, - но вместо этого случайно ударила по носу его любимую жену Злату, едва достающую мне до локтя.
Стыдно.
И до физической боли завидно