sadhow are you babey? i don't have to special word to say for you how i miss you and i'm alone with out you here but i have to remimber all the time you are dance here all this time in my maind and i have to tell you i nevar forget you forevar babey .
pelive me if i have to say you are a friest one i have to feel for her same thing special mabey you say i'm lair but i'm not when you come again here you see like you leave and i need you know when you have to hug me and the 1 minute you have to dance with me in the bar an tell you come again i nevar forget this feeling it's looks like i'm friest time i have to tuch one lady i dont know why ? but i have to feel same this special i nevar feel befor .
Это треть письма только.
Это мы вчера попрощались с Заки, любимым моим барменом из соседнего отеля, он уже дома.
Он ничего такого не имеет в виду, они так изъясняются просто.
Шла вот сейчас от номера до интернет-кафе, послеполуденное солнце, Шарм сонный, все разошлись спать после моря, и все снимала на видео, мальчик зарывает себе ноги в песок, люди играют в волейбол, охранник разговаривает с чуваком в белой длинной бедуинской рубахе, раздатчик полотенец ссорится с немцами, кто-то едет на велосипеде, кто-то кричит мне по-английски - детка, я тот, о котором ты всегда мечтала; еще есть чувак, который каждый вечер кричит мне - Вы что-то потеряли, тыча под ноги, и теперь у нас игра, кто успеет крикнуть это первым.
И Yasser, конечно, як же ти тут без мене, гарнесенький, я ж тебе вже кохаю, буду сумувати за тобою до очманиння, как говорит Оля; ничего опять не останется, манера только вот эта улыбаться, отводя глаза смущенно, и походка такая, характерная для высоких парней, чуть сутулая, широкие плечи, узкие бедра, удаляющийся треугольник спины в белой рубахе; привычка интересоваться "Are you crazy?"; Yasser темен, как ночь, яркие белки глаз и зубы, и еще то, как на арабских руках, длиннопалых, с крупными светлыми ногтями, с шершавыми ладонями, смотрятся крупные серебряные кольца и стальные браслеты от часов - душу можно продать; я четвертый раз в Шарме, и вроде не маленькая уже, что ж меня всегда так гнет-то в последний день, как будто никакого счастья не бывает, кроме этого.
Yasser-Yasser, мама, говорю, так и умерла бы с ним в один день.
- Я Вам это легко устрою.
И еще смешно.
- О чем говорить-то с ним? Есть, спать? Он даже не сможет прочитать, что ты пишешь.
- Вот это большое счастье как раз. Можно наконец писать все что хочется.
- Но морду-то бить будет все равно, чисто для профилактики.
Рыжая пишет: "Тут серо и дождь, Вера, ты еще русская девочка, а вот за что страдаю я? Нас несправедливо выгнали из Египта, я считаю". Не бузи, пишу, богоизбранный народ. Мы сами себе Египет.
So the Lord said - go down,
Moses,
Lay down in Egypt lands.
Вчера был праздник какой-то в городе, огромный оркестр, за оркестром полсотни людей в белых одеждах с дудками и мальчиков пятнадцать танцоров, в этих их длинных лоскутных юбках, которые они крутят, красота безумная, а потом салют над городом - и птицы начинают метаться, перепуганные, тоже такими, букетами в небе.
Столько людей - и никто никогда не видел снега. И не увидит. И объяснять даже бесполезно, что это такое.
Придумать бы что-нибудь, чтобы не было так грустно.
