Виктория Токарева, надо сказать, сливает Дмитрию Горчеву по всем флангам. Не истории, а какой-то парк Сокольники, прости Господи, пенсионерьи танцы по выходным, термины типа "похихишницы", "постоянки"; выражения типа "мой Ромео" и нестерпимые конструкции типа "крематорий был выполнен из бетона как все современное строительство". Периодический капслок, отчего вообще брезгливость к тексту развивается, будто читаешь какой-то провинциальный форум: "ощущение, что он был под высоким напряжением. Это и было ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ". "ЗОЛОТОЙ КЛАССИК современной женской прозы", пишут на обложке. Я думала - о, я же самое сердце целевой аудитории, сейчас особенно, без меня тебе, любимый мой, земля мала как остров, все дела. Но это же какое-то унылое чистилище, а не книжка про любовь, профессора в роговых очках, разводы, алименты, долгие проводы, лишние слезы. То есть я понимаю, конечно, что Виктория Токарева, по всей вероятности, сверкающий хрустальный родник для тех, кому за сорок лет и восемьдесят килограммов, но как-то надо же соизмерять все-таки.
У Дмитрия Горчева на книжке написано "Что это такое вообще - "Милицейское танго"? Уставное оно или для души? Танцуют его с начальством или где?"
И текст сочен что твой стейк medium-rare-прожарки, аж языком волоконца между зубов вытягиваешь, когда захлопываешь книжку.
"В последний раз до того сигнал подавался к двухсотлетию дома Романовых, и по всему ему следовало быть благополучно изъятым вместе с ятем и фитой, но, поскольку морская грамота всегда выходила за рамки разумения комиссаров и начкомбедов, сигнал этот пережил не только продразверстку и коллективизацию, но, бери выше, войну, застой и ускорение и был выучен наизусть любым, самым худым нахимовцем до такой степени, что разбуди его с дикого бодуна в Буркина-Фасо после трехдневного увольнения на берег к чёрному мясу - продудит он его тебе на голых губах и снова свалится так, что хоть окурки ему об пузо туши".
Или там.
"И даже Чорту досталась тёплая лыжная шапочка с прорезями для рогов - чтобы не мёрзла у него лысина. Чорт, он ведь был совсем уже немолодой - даже и сам не помнил, до какой степени немолодой: последние восемь тысяч лет помнил хорошо, а предыдущие шесть миллионов - как во сне. Были они или не были? Действительно ли он был светлым ангелом или почудилось? Да какая разница - неважно это! Важно совсем другое: счастье - оно возможно".
Или, как апофеоз лаконичности:
"Проснулся ночью: ночь. Принюхался: пиздец пришел. Накрыл пиздеца ушанкой, обул в сапоги, отправил дом сторожить".
У меня категорическая идиосинкразия на любовную литературу, кромешное гнилье и сырость, чвякает и пахнет премерзко; меня саму попросили тут написать рассказ про любовь для одного уважаемого журнала, и я тупо не смогла, к своему стыду. Я писала бы лучше разудалые тексты про бомжей, семинаристов и Необъяснимоэ, ловко щелкая суставами пальцев в тех местах, где недоставало бы фактуры; но писать про любовь - это бороться в грязи с такими матерыми клишищами, что упаси Господь.
Нет, правда.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →