Вечером на закрытии мы с Сережей вручали приз победителю: призом был стилизованный глаз с кристаллом вместо зрачка, "Bloggers' Jury Prize" - в смысле победителя мы с Сережей были единогласны с первого конкурсного дня, хотя взгляды на кинематограф у нас расходятся кардинально, и было не раз, когда мы при выходе из зала спорили так, что была бы шапка - сорвать, бросить да растоптать.
Мы наградили мальчика, который, в общем, смонтировал набор из десяти красивых скринсейверов - все снимается с одной точки, все предельно статично, ни одного слова за полтора часа - но оторваться невозможно категорически, и на каждом фоновом рисунке рабочего стола на самом деле происходит какая-то очень важная история, она может в дальнем, едва различимом экскаваторе заключаться, ворочающемся где-то на самом заднем плане - но она существует.
Бенедек Флигоф, который все это снял, первый, кажется, режиссер, медитирующий за режиссерским пультом, фильм вызывает жестокую идиосинкразию в первые минут десять, когда на тебя смотрит вращающийся ветряк и ничего больше не происходит, и ты уже теряешь всякую надежду на сюжет; потом он просто заливается тебе в башку, и там наступает вселенский покой.
Большое жюри наградило гран-при какую-то приторную, напыщенную ирландскую историю, и когда я потом спросила у Дмитрия Липскерова, почему так, он отвечал, что ту картину, которую отметили мы - они даже не брали в расчет, а это вот - это единогласное решение. Притом, что это был откровенно самый слабый фильм во всей конкурсной программе. До абсурдного. "Ну, мы же этим профессионально занимаемся, а вы - ну, зрители обычные" - как скажете, ребята, политкорректность - это всегда торжество безликого, я не вправе вас судить.
Какие-то люди все, каблукастые девицы, Лимонов с супругой, Стриженова, Мцитуридзе, Давлетьяров, Дыховичный, Дибров - и мы такие с Сережей, открывавшие фактически церемонию, "добрый вечер, уважаемые друзья". Ведущим закрытия был Человек-Невидимка, луч софита у микрофона и голос над залом, долгие, перегруженные эпитетами прогоны про то, что экран всегда чист, звук тоже изображение и бла-бла-бла.
Я устала и разочарована, но - это были изнурительные, бесконечные и очень счастливые дни, очень много думать, очень много разжевывать до волокон внутри, на очень многое реагировать неожиданно для себя; я не представляла, что смогу столько говорить про кино - и только больше будет хотеться; что вдруг будет впервые не все равно, кто победил; что со всей компанией - Юлей Идлис, Сережей Карамаевым, Наташей Огинской, какой-то неприличной красоты девушкой, которая нас позвала в жюри, и другом моим Яшей, неизменно меня сопровождавшим - так радостно будет встречаться по утрам и пить кофеек между сеансами и пресс-брифингами, пошучивая или исходя праведным возмущением; мне странно, что теперь вот это раз и закончилось, четыре дня эти были объемом с добрые две недели.
Я простое и бесхитростное устройство, вскормленное попсой - после дня тяжелого европейского артхауса с болгарскими заброшенными концлагерями, с японским культом крови, с эстонскими самоубийцами - ничто не кажется мне более прекрасным кино, чем разудалый и прямой, как рельс, сербский фильмец про любовь цыгана-трубача к Скарлетт Йоханссон местного разлива, в брекетах и золотой косой до пояса; я прямо радуюсь, хлопаю себя по коленками и подпеваю, и думаю - я, конечно, не киноман никакой, и не синефил; я не люблю, когда заостренными холодными предметами копаются у меня в глазном дне, я хочу, чтобы все было весело и кончалось по возможности хорошо, а лучше - свадьбой.
Или, так и быть, светло и грустно - и с такими, огромными снежинками с кулак в конце.
Понимаете меня?
Я очень устала и пойду спать; все четыре дня фестиваля я болею горлом, легкими и слизистыми носа и животом, я не знаю, что за китовый ус разгибался во мне по утрам все это время, меня даже конъюктивит накрыл где-то в процессе - но я просыпалась, разлепляла глаза, закидывалась коктейлем колес, позволявших дышать, смотреть и передвигаться - и к середине дня была бодра что газонокосилка, ни разу не заснула ни на одном фильме, редко когда не задавала вопросов режиссеру.
У меня тут, кстати, перемены большие назрели в жизни за это время; как-нибудь расскажу.