Так в каком-то непросчитываемом часовом поясе мой взрослый сын думает обо мне, скажем, двадцати трех лет, живущей на Каретном ряду и каждый вечер наблюдающей город с высоты 11-го этажа, пишущей каждую неделю бесконечные неотправляемые письма, празднующей день рожденья на гастролях во Владивостоке, покупающей ночами в ближайшей к дому "Азбуке" вино и сыр у кассирши Расият, татарской красавицы с бровями вразлёт, которая станет потом героиней стишка, интервью по почте и на камеру, диск с "Маленькой мисс Счастье" и круассаны в орехах и сахарной пудре на завтрак, впервые равен себе и никуда не хочется из дома уезжать, -
э, через двадцать лет мы за тридевять земель от тех, с кем трещим сейчас по скайпу ночами напролет, мальчики, чье имя мелькает чаще всех прочих в любых разговорах, женаты на таких стервах, что мы отомщены, мы живем с незнакомыми людьми, пьем с незнакомыми женщинами, которых называем лучшими подругами, и воспитываем незнакомых детей, сериалы про Хауса классика жанра и хорошо забытое старое, на вечеринку в стиле 10-х девочки одеваются Леди Гагой, мы не помним, каково было каждый день видеть себя в зеркале с этой стрижкой, носить такие кеды, таскаться туда, где никто не встречает, трижды в месяц, и жить в квартире, где все так дьявольски неудобно; зная наш лёгкий характер, мы почти ни о чем не жалеем, зато мы уверены абсолютно, спустя двадцать лет, что нам гораздо лучше, чем тогда, и это даже, скорее всего, правда.
*была бы только мама жива*
