Мама мыла Раму
- Господи, Костян, как же смешно строили смотровые будки для ментов еще двадцать лет назад. Такой скворешник на ножке - как будто он туда прилетает и забирается, шумно хлопая крыльями.
- А там у него ментята голодные, лысенькие, пищат. А он им червячков.
- Да, ментята рождаются совсем без погонов еще. И палочки у них еще белые, без полосок.
- Мягкие.
- Ну да, там хрящик. Если подерёшься в школе - потом ходи как лох с загипсованной палочкой.
- А старшие за школой собираются и уже начинают потихоньку штрафовать, потому что у них на палочке проступают первые полоски.
- Снизу.
- Да. Еще голубые, не чёрные.
***
Март, ночь, переход с "Театральной" на "Охотный ряд".
- Я предлагаю, Костян, намутить баб и отправиться с ними в гостиницу "Центральная". Три тыщи за ночь стоит номер без душа. Только нужен паспорт.
- Только надо придумать, что с ними делать, Вера.
- Я тебя прошу, ты взрослый мальчик, Костя. В домино рубиться.
- Орать "Рыба!"
- Взять пива и воблы на газете, и пятерых баб, и не выпускать их из номера, пока не доиграют с нами в домино.
- Пока мы у них не выиграем, Вера.
***
Теперь у меня есть старший брат, мне пятнадцать, а ему девятнадцать; мы хохочем на ночных сеансах отечественных комедий в кино - совсем не там, где должно быть смешно, пугаем консьержей, заговорщицки переглядываемся и пытаемся держать лицо, когда взрослые начинают городить херню, едим картошку фри в полтретьего ночи на Манежной площади, под дребезжащими стёклами в фонарях, придумываем, что бы соврать родителям, если б родителям было до нас дело, и делим шапку, которая одна на двоих. Митенки, мой десятый класс, его второй курс, вечные двести рублей на брата, курить так, как будто это еще кто-то запрещает.
Мой брат разрешает мне таскать куски "шоколадной бомбы", похожей на отдельную грудь негритянки, из его тарелки, пересказывает мне песни Cranberries своими словами и выглядит в моих джинсах значительно круче, чем я.
- Вера, там написано "японские пончики".
- Лучше б там было написано "япончики понские".
- Это группировка якудза. Есть еще япончики шпанские.
- И отщепенские.
***
Спокойной ночи.
- А там у него ментята голодные, лысенькие, пищат. А он им червячков.
- Да, ментята рождаются совсем без погонов еще. И палочки у них еще белые, без полосок.
- Мягкие.
- Ну да, там хрящик. Если подерёшься в школе - потом ходи как лох с загипсованной палочкой.
- А старшие за школой собираются и уже начинают потихоньку штрафовать, потому что у них на палочке проступают первые полоски.
- Снизу.
- Да. Еще голубые, не чёрные.
***
Март, ночь, переход с "Театральной" на "Охотный ряд".
- Я предлагаю, Костян, намутить баб и отправиться с ними в гостиницу "Центральная". Три тыщи за ночь стоит номер без душа. Только нужен паспорт.
- Только надо придумать, что с ними делать, Вера.
- Я тебя прошу, ты взрослый мальчик, Костя. В домино рубиться.
- Орать "Рыба!"
- Взять пива и воблы на газете, и пятерых баб, и не выпускать их из номера, пока не доиграют с нами в домино.
- Пока мы у них не выиграем, Вера.
***
Теперь у меня есть старший брат, мне пятнадцать, а ему девятнадцать; мы хохочем на ночных сеансах отечественных комедий в кино - совсем не там, где должно быть смешно, пугаем консьержей, заговорщицки переглядываемся и пытаемся держать лицо, когда взрослые начинают городить херню, едим картошку фри в полтретьего ночи на Манежной площади, под дребезжащими стёклами в фонарях, придумываем, что бы соврать родителям, если б родителям было до нас дело, и делим шапку, которая одна на двоих. Митенки, мой десятый класс, его второй курс, вечные двести рублей на брата, курить так, как будто это еще кто-то запрещает.
Мой брат разрешает мне таскать куски "шоколадной бомбы", похожей на отдельную грудь негритянки, из его тарелки, пересказывает мне песни Cranberries своими словами и выглядит в моих джинсах значительно круче, чем я.
- Вера, там написано "японские пончики".
- Лучше б там было написано "япончики понские".
- Это группировка якудза. Есть еще япончики шпанские.
- И отщепенские.
***
Спокойной ночи.